Корни городского разума

Автор: old.medach.pro
Публикация: 18.02.2018
Стресс, вызванный жизнью с незнакомыми людьми, возможно, породил механизмы ограждения человека от других в условиях городской жизни. Поместите человека каменного века в машину времени, отправьте его в метро Нью-Йорка в час пик, и его разум будет разрушен, если и не скоростным поездом, яркими огнями и чуждыми запахами, то одной лишь концентрацией людей. Один переполненный вагон метро может содержать больше людей, чем он когда-либо узнает за всю свою жизнь, потраченную на охоту и собирательство на пастбищах Африки. Львиную долю истории человечества как вида люди жили в небольших, передвижных общинах насчитывающих от десятков до, возможно, пары сотен индивидов. Каждый знал всех остальных, что позволяло отслеживать, кого вы предпочтете в помощи в охоте или же кто может убить вас во сне. На сегодняшний день более половины из нас живут в городах, в окружении множества людей, с которыми мы никогда не познакомимся. Это радикальное изменение, которое произошло, по меркам эволюции, мгновенно. Всё больше и больше мы ориентируемся в нашем современном городском мире, имея палеолитические мозги. pFt5SQ39EbA Источник: журнал Science С традиционной точки зрения, сельское хозяйство было инновацией, открывшей путь для создания городов. Около 12.000 лет назад, в период неолита, первые фермеры догадались, как вырастить достаточно пищи, чтобы прокормить много людей в одном месте, и, в конце концов, некоторые из этих поселений стали достаточно большими, чтобы называться городами. Согласно этому взгляду, такие аспекты городской жизни, как мода и публичная архитектура, разработаны гораздо позже появления сельского хозяйства, как побочного продукта жизни в больших группах. Но, если верить эволюционному психологу Робину Данбару из Оксфордского университета, расположенного в Великобритании, который синтезировал свою собственную работу, а также труды других ученых в новую гипотезу о происхождении городской жизни, преодоление пищевых ограничений - только часть истории. Он утверждает, что в дополнение к получению достаточного количества еды, первые сельские жители должны были перескочить другое, столь же существенное препятствие: когнитивные потребности и социальный стресс, создаваемые жизнью среди незнакомых людей. “Стресс от жизни в крупных сообществах очень, очень интенсивен”, - говорит Данбар. “Это серьезная проблема, с которой сталкиваются все приматы. Вы нуждаетесь в механизмах, которые будут разряжать ситуацию и позволят вам оставаться вместе”. Большинство людей, которые встречаются на деревенской площади Шингу в Бразилии, уже знают друг друга. Но в большом городе люди должны делить пространство с миллионами незнакомых людей. Источник: журнал Science. Большинство людей, которые встречаются на деревенской площади Шингу в Бразилии, уже знают друг друга. Но в большом городе люди должны делить пространство с миллионами незнакомых людей. Источник: журнал Science.
Данбар, хорошо известный своими провокационными исследованиями социальных сетей, считает, что люди неолита придумали, или, по крайней мере, повстречали именно такие механизмы. К примеру, архитектура, создающая некоторые пространства для определенных типов социальных взаимодействий, помогает людям понять, чего им следует ожидать, входя в новое здание. Материальные атрибуты, такие как ювелирные изделия и керамика, указывают социальную группу и статус незнакомых людей. Он говорит, что и религия, и сложные групповые культурные ритуалы, такие как совместные пение или танцы, в больших группах людей действуют как “социальный клей”. “Это блестящий синтез”, - говорит антрополог Ричард Сосис из Университета штата Коннектикут (UConn), в городе-кампусе Сторрсе, о идее Данбара. “Как и любая хорошая теория, она объединяет разрозненные наблюдаемые факты и позволяет задавать новые вопросы”. Тем не менее, идеи Данбара были холодно приняты другими антропологами и археологами, многие из которых даже не комментировали эту историю. Они не видят необходимости привлекать психологию, утверждая, будто бы есть достаточно доказательств того, что к росту сельского хозяйства привели более постоянные человеческие поселения. Заключение о психическом состоянии доисторических людей является непростым делом, и расчёты Данбара будет затруднительно проверить, но, такая возможность, в принципе, не исключается. Данбар больше известен числом, которое носит его имя. “Число Данбара” - это количество значимых социальных взаимоотношений, которые может поддерживать один человек. Он утверждает, что это определяется возможностью мозга хранить информацию о людях и взаимоотношениях. У приматов число Данбара коррелирует с относительным размером неокортекса - складчатого поверхностного слоя головного мозга (Science, 5 October 2012, p. 33). Согласно проведённому Данбаром анализу опубликованных полевых исследований, у шимпанзе оно составляет около 45. Для людей число Данбара в среднем равно 150. Это далеко не все, кого вы знаете, но в этом кругу - друзья, которых вы, скорее всего, пригласили бы на свадьбу. Данбар говорит, что это число возникает снова и снова в небольшой группе испытаний в реальных условиях и данные из источников столь же разнообразны, как число получателей открыток на Рождество в списках британцев, размер римских пехотных дивизий и число “друзей” на Facebook, с которыми люди фактически взаимодействуют. В небольшой группе возможно запомнить каждого индивида, их репутацию и связи с остальной частью коллектива. В сообществах, численность которых превышает число Данбара, их отследить невозможно, и Данбар считает, что это невероятно сильный стрессовый фактор для всех социальных приматов. Он ссылается на некоторые доказательства, в том числе на выводы о том, что излишняя скученность приводит к снижению рождаемости у находящихся в неволе и диких приматов, а также на работу, предполагающую (возможно, не убедительно), что насильственные преступления и психические заболевания более распространены в крупных городах. Большую часть истории человечества как вида, люди решали эту проблему, проживая в раздробленно-объединенных сообществах, которые разрушались, становясь слишком большими, так же, как сегодня это делают группы современных охотников-собирателей. Но что-то изменилось в Неолите, что позволило людям начать жить в гораздо больших сообществах. Несколько лет назад, после участия в мультидисциплинарном проекте Lucy to Language, финансируемом Британской Академией в Лондоне, Данбар серьезно задумался над этим вопросом. Он и археологи Клайв Гэмбл из Саутгемптонского университета и Джон Гуле из Ливерпульского университета, расположенных в Великобритании, возглавляли группы, которые анализировали опубликованные археологические отчеты, сообщающие об эволюции человеческой социальной жизни. Если бы психологические корректировки были решающим фактором на заре формирования крупных поселений, то они бы предшествовали или сопровождали их, а не появлялись только потом, в прочно устоявшихся общинах. В отчетах о ближневосточных неолитических поселениях исследователи стали замечать намёки на то, что механизмы снятия социального стресса, вызванного жизнью в крупных общинах, появились рано. Один из наборов стратегий использует физические объекты, чтобы сделать социальные взаимодействия с незнакомцами более предсказуемыми и потому менее пугающими. Представьте себе посещение кофейни в чужом городе. Пространство заполняется неизвестными, но расположение знакомо. Стойка, за ней парень в фартуке. Он, очевидно, бариста, и вы в курсе, как взаимодействовать с ним, даже если не знаете его. Вы делаете заказ, протягиваете деньги и отходите в сторону, чтобы кто-то другой мог сделать то же самое. Каждый знает свою роль. Тысячи таких взаимодействий, происходящих каждый день, в основном проходят гладко, ведь они так предсказуемы.  Люди, собирающиеся, чтобы помолиться в мечети в Джакарте, могут не знать друг друга, но их объединяют религия и облачение. Точно так же, древняя религия, возможно, облегчала социальный стресс среди охотников-собирателей, которые встречались на древнем городище Гёбекли-Тепе в Турции. Источник: журнал Science Люди, собирающиеся, чтобы помолиться в мечети в Джакарте, могут не знать друг друга, но их объединяют религия и облачение. Точно так же, древняя религия, возможно, облегчала социальный стресс среди охотников-собирателей, которые встречались на древнем городище Гёбекли-Тепе в Турции. Источник: журнал Science Вот как материальная культура, включая униформу, сегодня помогает сделать жизнь среди незнакомцев более управляемой, говорит археолог Фиона Ковард из кампуса Талбот Борнмутского университета в Великобритании, которая также работала над проектом Lucy. Она говорит, что эта культура уходит корнями в те времена, когда люди стали привыкать жить в больших группах. “То, что мы наблюдаем на Ближнем Востоке, как люди начинают остепеняться - является совершенствованием материального окружения”. Ковард провела несколько лет, исследуя бумаги, и составила базу данных, которая включает в себя около 30.000 созданных людьми объектов, обнаруженных почти на 600 Неолитических стоянках Ближнего Востока. Она свела в таблицы объекты и их стили, начиная с инструментов, например, шила, до украшений, таких, как бисер, чтобы отследить развитие и распространение материальной культуры на этих участках. Общепринята мысль о том, что люди остепенились, а затем начали накапливать больше вещей, но Ковард думает, что всё, возможно, происходило наоборот. Выполненный ею предварительный анализ показывает, что на многих (хотя и не на всех) местах раскопок, богатая материальная культура предшествовала росту поселений. Если так, то материальная культура может давать возможность развитию более крупных сообществ, а не просто быть их побочным продуктом. Растущее разнообразие инструментов, ювелирных изделий и фигурок помогло разграничить социальные роли, объясняет Ковард. Вместо того чтобы пытаться вести счёт на сотни или даже тысячи индивидов, люди могли прибиться к своим соседям с гораздо меньшим количеством социальных категорий. Как оценивает это Гэмбл, консультировавший Ковард после защиты докторской: “Материальная культура должна стать более сложной, если мы будем расширяться, не теряя нашего здравомыслия”. Архитектура, возможно, также служила средством социальной помощи, аргументируют Данбар и Ковард в главе книги Lucy to Language: The Benchmark Papers, вышедшей в 2014 году. Пути, которыми неолитические люди организовывали их пространства, предполагают развитие новых форм общественной жизни, утверждают ученые, опираясь на поддержку чужих работ, в том числе антрополога Брайана Бёрда, изучавшего переход к более устойчивым поселениям на Ближнем Востоке и западе США. Большинство ключевых сообщений об охоте и собирательстве наших предков приходят от людей, которые живут таким же образом жизни и сегодня, объясняет Бёрд, главный исследователь объектов культурного наследия группы исследователей-антропологов Far Western и научный сотрудник Калифорнийского университета в Дейвисе. Посетите, например, живущий охотой и собирательством народ Кунг в Южной Африке и вы, вероятно, найдете здания, сделанные из хвороста, где практически не найти уединения. “В их хижинах двери широко открыты, все они обращены к центру и очагами ко входу”, - говорит Бёрд. “Один за всех, все за одного”. Отсутствие различий между общественным и личным пространством еще может подходить членам небольших групп, которые хорошо знают друг друга. Но, так как люди перешли к более крупным, более постоянным поселениям, они начали создавать особые пространства для различных видов деятельности и взаимодействий. Например, в Бейдха, стоянке раннего Неолита в Иордании, Бёрд и коллеги обнаружили появление обозначений жилищ для отдельных семей, часто расположенных вокруг центрального общественного пространства. Индивидуальные жилые дома нередко имели участки для хранения зерна и других ресурсов, что было в числе первых признаков частной собственности, но приготовление пищи и другие совместные мероприятия осуществлялись в общественных местах. “Идеи Данбара о психосоциальном стрессе хорошо сочетаются с моей точкой зрения”, - рассказывает Бёрд. Те же самые факторы, возможно, работали и в Чатал-Хююке, крупнейшем и наиболее хорошо сохранившемся Неолитическом поселении в современной Турции (Science, 20 November 1998, p.1442). Там 9.500 лет назад люди построили замкнутые жилища, скрывающие быт от посторонних глаз и позволявшие хозяевам быть в курсе обо всех желающих войти. “Чатал-Хююк - это экстраординарное место раскопок, потому что дома построены близко друг к другу, как картонные коробки, каждый точно напротив другого”, - рассказывает археолог Тревор Уоткинс из Эдинбургского университета, который работал на этих раскопках. “Вы перемещаетесь по плоским крышам, а оттуда спускаетесь по лестнице в здание, - продолжает он. - Это очень обдуманно - ты не можешь просто так, случайно, оказаться в чьем-нибудь доме”. Источник: журнал Science Источник: журнал Science “В таком месте, как Чатал-Хююк, служившем домом около десятку тысяч человек, появилась потребность в соглашениях о том, постучаться ли в дверь или попросить впустить, или же в определении, какой дом бы подошел вам для того, чтобы установить социальную связь с его жителями”, - говорит Уоткинс. Людям были необходимы новые правила навигации в этом возникшем социальном мире, и Уоткинс считает, что сами здания могли служить в качестве руководства. “Есть нормы поведения, воплощенные в архитектуре, и они заключаются в путях организации и образах построек”.
Другие инновации помогли людям справиться с иными потенциальными участниками социальной борьбы - нахлебниками. “В группах меньших, чем число Данбара, все принадлежат к той же социальной сети, и только давление со стороны сверстников заставляет людей сохранять хорошее поведение”, - объясняет Данбар. В крупных группах, появляется необходимость в большем количестве формальных правил и механизмах регуляции. Другие исследователи пришли к аналогичным выводам, и всё большее их число утверждает, что религии со всевидящими, наказывающими богами возникли в больших сообществах, чтобы взять на себя эту “полицейскую” роль (Science, 28 August 2015, p. 918). Данбар утверждает, что его тезисы согласуются с их исследованиями. “У охотников-собирателей таких богов нет”, - говорит он. Во время работы получены археологические данные, свидетельствующие о том, что рост организованной религии совпал или даже предшествовал появлению более крупных и постоянных общин. Например, археологи предполагают, что в Гёбекли-Тепе, ранней неолитической стоянке в современной Турции, охотники-собиратели массово объединялись для ритуалов, прежде чем начать жить вместе в деревнях (Science, 18 January 2008, p. 278). Эти ритуалы, вероятно, включали музыку и танцы - практики укрепления социальных связей, как утверждает Данбар. Он считает, что эти мероприятия действуют так же, как социальный груминг у обезьян и человекоподобных обезьян, стимулируя связи через выброс эндорфинов - естественных эндогенных опиатов, вырабатываемых головным мозгом. К примеру, в 2012 году в исследовании, опубликованном в журнале Evolutionary Psychology, Данбар и его коллеги обнаружили, что барабаны, танцы и пение в группах повышали у добровольцев уровни эндорфинов, что измерялось путем проверки их болевого порога перекачанной манжетой для измерения артериального давления или пакетом со льдом. Активное участие имело решающее значение - толерантность к боли не повышалась, когда люди просто слушали музыку. Далее они привлекли к исследованиям Лондонскую хоровую группу и протестировали, способствует ли музыка укреплению социальных связей. Участники практиковались в группах от 20 до 80 и, затем, собирались вместе раз в год, чтобы выступать как “мегахор” в количестве более 200 человек. (Данбар отмечает, что эти цифры примерно те же, что и в раздробленно-объединенных сообществах, в которых небольшие группы охотников-собирателей периодически живут вместе некоторое время). У участников как малых, так и большой групп после пения были отмечены: более высокий болевой порог, усиление положительных эмоциональных проявлений и чувств причастности и единства. Различия в социальной близости до и после были интенсивнее выражены в “мегахоре”, о чем исследователи сообщили в прошлом году в журнале Evolution and Human Behavior, предположив, что такие культурные явления, как национальные гимны и религиозная музыка, способствуют укреплению социальных связей в больших группах незнакомых людей. “Идея о том, как нечто вроде пения может связывать большие группы, несёт много смысла”, - говорит Сосис из UConn, который отмечает, что это согласуется с его наблюдениями за Микронезийскими общинами, где массовые песни и танцы откладываются до праздников, когда люди собираются с других островов.
Не все части расширенной гипотезы Данбара хорошо соотносятся между собой, однако, и некоторые исследователи указывают на пробелы в доказательствах. Приматолог Джоан Силк из университета штата Аризона в Темпе, например, не убеждена в том, что социальный стресс является слишком сильной помехой для жизни в больших группах. “Среди шимпанзе, с увеличением групп индивиды тратят больше времени на ухаживания, чтобы поддерживать социальные связи, но они также должны пробегать большие расстояния и тратить больше энергии, чтобы найти пищу”, - говорит Силк. Таким образом, размер их групп может быть ограничен пищей, а не психологией. “Когда группы разделяются, это может происходить потому, что энергетические затраты на проживание в больших коллективах становятся слишком высоки, или же потому, что качество социальных связей будет подорвано, - объясняет Силк, - исходя из имеющихся фактических данных, трудно говорить, кто играет более важную роль”. Тот же вопрос относится и к Неолитическим людям. До сих пор только разрозненные данные свидетельствуют о том, что механизмы преодоления социального стресса появились прежде, чем люди сосредоточились вместе. Это оставляет достаточно места для традиционного взгляда на то, что богатство объектов архитектуры и культуры возникло почти случайно, после того, как сельское хозяйство освободило людей от траты всего их времени на обеспечение пропитания. Эту точку зрения поддерживает Питер Турчин, эволюционный антрополог из UConn: “Возникло сельское хозяйство, и тогда социальная сложность как бы разрослась”. Но Турчин считает, что Данбар прав, оспаривая эту хронологию. “Это несколько дискутабельно, но я на самом деле принимаю его идею”. Многие из неолитических инноваций, которые Данбар счёл способствующими переходу к более крупным общинам, заметны в наших городах сегодня. На самом деле, они - некоторые из вещей, которые мы больше всего ассоциируем с городской жизнью: от сложной архитектуры и культурных учреждений до ослепительного выбора материальных благ. Если Данбар прав, тот факт, что нам нужны города для производства всех этих вещей - не такая уж и большая плата. У нас бы не было городов без них. Оригинал Перевод: Елена Лисицына Изображения: Антон Осипенко Редакция: Ян Тихих, Даня Ряскина, Азат Муртазин, Deepest Depths, Михаил Гусев, Бровламих Мантис, Станислав Груздев
Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.